Александр Кушнир о книге «Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока»

Архив программы «Мишанина» / 15 ноября 2013

В гости к Михаилу Козыреву и Фекле Толстой пришел журналист, музыкальный продюсер, автор ряда книг о советской и российской музыке Александр Кушнир. Он рассказал о своей новой книге , в которой он рассказывает о одной из фундаментальных фигур в истории российской культуры — Сергее Курёхине и о его оркестре безумной музыки «Поп-механика».



Михаил Козырев: Добрый вечер! Наш гость Александр Кушнир — журналист и, я думаю, что справедливо его назвать, родоначальником самой большой школы общения с артистами у нас в стране. Редко какую девушку пресс-атташе, редко какого мальчика по пиару можно встретить у группы, которые не прошли через Кушнировские университеты. Добрый вечер, Саша.

Александр Кушнир: Всем привет. Начало бодрое, бойкое, но вроде сегодня мы здесь по другому поводу.

Михаил Козырев: Совершенно.

Фекла Толстая: Да.

Михаил Козырев: Входит в печать книжка Саши Кушнира — огромная, фундаментальная многолетняя работа, которая называется «Сергей Курехин. Безумная механика русского рока». И, я сразу оговорюсь, для наших слушателей, как начинается эта книжка именно с того, что Саша на одной из лекций упоминает имя Сергея Курехина и обнаруживает полное непонимание о ком идет речь в аудитории. Я думаю, одна из фундаментальных фигур в истории вообще отечественной культуры, которая незаслуженно забыта. Вот этот пробел как раз книжка и призвана заполнить. Как бы ты охарактеризовал вообще, кто был Курехин? Кем он был?

Александр Кушнир: Курехин — это материк. Когда нас в школе учили… Подскажите мне, сколько принято правильно материков считать? Пять?

Михаил Козырев: Пять.

Александр Кушнир: Пять, да. Учили нас конечно бабушки-старушки неправильно, потому что было пять материков, а еще был Курехин, такой «материще», огромный материк , вот руками машу, вокруг которого сгруппировалась абсолютно вся сборная — «rock all stars» Ленинградского рок-клуба, извиняюсь за тавтологию, джазмены, авангардистские поэты от Пригова до Рубинштейна, а также индо-тибетские козлы, козы, коровы и всякие виды живности, которые активно принимали участие в перфомансах, в его оркестре безумной музыки «Поп-механика». Это с одной стороны. Но это все-таки верхняя сторона айсберга, поскольку взяв какое-то большое-большое количество интервью у людей Курехина знавших близко, стало понятно, что кроме этого, он, конечно, великий провокатор, философ, культуролог и, не побоюсь ученый, который на одном из последних концертов грозился атаковать большой концертный зал «Октябрьский», не поверите, бактериями. Когда абсолютно случайно, такой в Питере был дуэт, по-моему, он до сих пор есть, изотерического пения ЗИКР, мы вместе работали. Самсонов продюсировал их альбом, они как-то вскользь рассказали, что они сотрудничают с «Поп-механикой». Видимо, у меня глазки вспыхнули, как новогодние лампочки, и когда сотрудничество закончилось, они презентовали, я как сейчас помню, VHS-кассету. Долго это все перегонялось в цифры, потом, когда я наконец спокойно в хорошей аппаратуре всё это посмотрел, говоря безупречным литературным языком, коем я грешу, я припух. Это был концерт «Поп-механики» ровно 20 лет назад, по-моему, на Фонтанке в Питере, в доме Дружбы Народов, который начинался с получасовго либретто Курехина. То есть просто сидит человек на стуле, перед ним очень плохой советский микрофон, постсоветский 1993-й год. Вот минуте на пятой он говорит: «Я еще буду долго говорить». 30 минут он говорит, находя общее в понятиях мастурбация-импровизация. Значит, в какой-то момент он говорит: «Можете задавать вопросы», — и когда вопросы задают, он говорит: «Извините, я плохо слышу, собственно, и вижу плохо, я прессе об этом не раз говорил». Спустя полчаса понимаешь, что ничего подобного у нас в стране не происходит, то есть будь это там мой любимый «Мумий Тролль» или, там раньше, «Гражданская Оборона» или еще что-то. Конечно, это прекрасно. Сделали это прекрасные музыканты, где-то артисты, где-то провокаторы, то есть все это, по сути, детский сад, потому что представить себе Курехина на каком-то крупном летнем фестивале…

Михаил Козырев: Невозможно!

Александр Кушнир: Невозможно. Невозможно, и что после этого будет? Другие артисты откажутся выступать после него или фестиваль закроется. Или люди поймут, что они 25 лет неправильно прожили. А может они начнут книжки читать. Но я хочу…

Фекла Толстая: Но надо сказать, какие-то базовые вещи понимаешь, что нас могут слушать люди, которым 20 лет отроду или немногим больше…

Михаил Козырев: Давайте, больше проиллюстрируем провокацию.

Фекла Толстая: Да, я просто хотела сказать, что на будущий год исполнилось бы 60 лет со дня его рождения, а прожил он всего 42 года. В 1996-м году его не стало и поэтому многие, как ты правильно сказал, и у Саши написано, не знают кто такой Курехин. Давай иллюстрацию!

Михаил Козырев: Да, иллюстрацию для тех, кто до сих пор недоумевает или только знает об этом только понаслышке, об этой знаменитой передаче Сергея Шолохова, которую они ведут вместе с Сергеем Курехиным. И надо сказать, что в любом поисковике, если вы наберете слово «Ленин», то первым делом выскочит (я только что это проверил!) как раз сочетание «Ленин — гриб». Итак, о знаменитой теории происхождения Ленина — Сергей Курехин.


Фекла Толстая: Это та фраза, она еще известна молодежи, она осталась, она жива.

Михаил Козырев: Саш, приведи какие-то еще, может быть, пару примеров, вот таких наиболее легендарных, провокации которых устраивал Курехин.

Александр Кушнир: Давайте, с вашего позволения, я буквально коротенько-коротенько, какие-то комментарии, как человек, который исследовал эту передачу и ее феномен…

Михаил Козырев: Вдоль и поперек.

Александр Кушнир: Вдоль и поперек, да. Но сказать нужно следующее. Например, покойный Эдуард Хиль, который участвовал в «Поп-механиках», которого безжалостно заворачивали в фольгу. Он пел «Сказки венского леса» и его разворачивали посреди сцены, все думали, что это какой-то фаллос. У него под ногами бегало 200 кроликов и все это в концертном зале «Октябрьский». Он в какой-то момент сказал, что вот этот медиа-вирус, медиа-провокация «Ленин — гриб» — блестящая импровизация. И тут он, как сказал бы Владимир Ильич, был «в корне не прав». Потому что Курехин готовил эту передачу долго, он к ней шел. Ну, естественно в книге посвящена одна из глав этому, не центральная, потому что у Курехина много было таких шуточек, и он сделал следующее. Он прочитал все доктрины, начиная с «Рассказов Лесника», какие-то периодические издания Массачусетского Института Технологических Исследований, и примерно еще 30 наименований, которые он, общаясь с Шолоховым, вставлял в свою речь и получалась вот такая иллюзорность абсолютно правдивой научной теории. Гениальная стилизация под доклады, ну в каком-нибудь Ленинградском Государственном Университете имени Жданова.

Михаил Козырев: А он же еще и был, как я понимаю, любителем кактусов? У него была какая-то невероятная коллекция кактусов, поэтому вот это еще жонглирование кактусами.

Александр Кушнир: Значит, да. И соответственно там жонглирование терминами, потому что когда человек сидит такой, что там греха таить, сексуальный, с цыганскими глазами, полурусский, полуеврей, умница, любимец Питера, и который говорит: «Ну и вот и Ленин то — это не захиревший в лесу фаллос, это посланный спецом из Мексики, радиоволна, которая на основе Лофофор виллиамси…». И когда человек говорил «Лофофор виллиамси» — всё, ты понимаешь, что ты вот в этих волнах. И поэтому кто-то из джазменов, возможно, Дюк Эллингтон, сказал, что лучшая импровизация — это подготовленная импровизация. Вот «Ленин — гриб» — это шикарно подготовленная импровизация. Кстати, многие считают, что эфир был прямой – это не так. Гениальность Шолохова и Курехина в том, что когда они в конце эфира не выдержали и стали ржать. При монтаже они это сохранили, последние 30 секунд. Они смеялись как угоревшие совершенно, они ползали. И они это при монтаже оставили. И было полное ощущение прямого эфира, и как-то в книге «Безумная механика русского рока» (кстати, слово «рок», как «судьба» идет, это ни фига не рок-н-ролл, это значит «безумная механика русской судьбы») всё это подробно описано и описана реакция стороны. Реакция стороны была сенсационная. Значит, жена Никиты Михалкова на следующий день, то есть сейчас будет хит, внимание!

Михаил Козырев: И тут без него не обошлось!

Александр Кушнир: Жена Никиты Михалкова, Саша Липницкий живут там все на Николиной горе, у них там такая добрая традиция подвозить до города. Он на машине ездит, она стоит, и он ее подвозит и говорит: «Александр, а вот мы вчера с Никитой долго спорили, а вот Ленин… Вчера вот смотрели телевизор и долго спорили, вот Ленин-то как? А что вы думаете на эту тему?»

Фекла Толстая: Так какую позицию отстоял Никита Сергеевич?

Александр Кушнир: Ну, Никита Сергеевич, как человек, у которого все-таки ирония есть и чувство юмора. Он-то правильно позицию отстаивал, а население в виде его жены поверило. Липницкий мне потом и говорит: «Я понял на следующее утро, что 78% страны-то поверило и…»

Михаил Козырев: Купилось!

Александр Кушнир: Да! В архивах сохранилось два шикарных видеоинтервью: одно Кости Райкина, другое Пугачевой. И они приведены сжато в книге. Райкин говорит: «Я купился. Я поверил, настолько все было естественно». И когда они стали ржать, в конце передачи, а это, извините, январь 91-го года, это еще Советский Союз в полный рост, еще целый год до распада. И, в общем, как-то люди верят телевидению, Кашпировскому, кто там еще, Чумакову — они верят.

Фекла Толстая: Да, но с другой стороны то, что уже есть на телевидении программы, которые ведет Шолохов, и в которой может появиться Курехин. Это что было? Это был питерский Пятый канал, да?

Александр Кушнир: Это Пятый канал. У нас тут был «Взгляд», а у них был Пятый канал, где был Потёмкин, где был Шолохов, где был Невзоров с Оговоркиным, понятно. Так никто целый час страну в прайм-тайм не разводил. И когда вот это последнее, что приведено в книге — это высказывание Пугачевой, которая сказала, ну так, немножко поджимая губки: «Я не очень люблю, когда меня обманывают, шутят, разводят, но тут это было так мастерски, что я засмеялась, простилась, и он мне открыл жизнь заново с другой стороны, стороны Пугачевой». Вот Сергей Курехин, музыкант, который давал самые искрометные, самые научно-фантастические, самые необычные и провокационные интервью. И ты мне задал вопрос: «А что еще?» — у меня руки чешутся перейти на Хельсинки, еще вот книга начинается.

Фекла Толстая: Расскажите про эту удивительную историю.

Александр Кушнир: В начале книги написано, что она достаточно случайно возникла. Миша уже говорил, что, когда читал лекцию несовершеннолетним подросткам 30-летнего возраста, которые не знают, кто такой Курехин, и я им рассказал историю, которая, к сожалению, была забыта. Существует большое количество в Европе опен-эйров в летних больших фестивалях. В Финляндии самый такой большой фестиваль — это Helsinki festival . Это 95-й год, фестиваль, где Soundgarden играл, даже выступал Иосиф Бродский и пригласили вступать «Поп-механику», ну и на свою беду…

Фекла Толстая: На этом же фестивале. В этом же году в смысле? Выступал Бродский…

Александр Кушнир: Да, Бродский. Там суперсостав: какие-то навороченные английские диджеи, просто все-все-все. Все это называется авангардная культура. Бродский там в каком-то интересном сопровождении стихи читал и прочее. И они за месяц до фестиваля, как водится, в каком-то таком здании многоэтажном из стали, бетона, мрамора проводят пресс-конференцию. Значит, модератор, обращаясь к Курехину, который сидит там, у него такая табличка «Russia», говорит: «Ну, а вы, русские, чем вы нас хотите удивить?» — Он не понимает, что он говорит с чемпионом мира по интервью. Курехин вообще не очень хорошо знал английский, зато по-русски — все в порядке. У него такой был образ, очечки от Армани, белая рубашечка, запонки иногда, говорит: «Мы хотим показать для братского финского народа новую форму образования, музыку...» — Модератор недослушал и сделал грубейшую ошибку — он его перебил. Ведущий пресс-конференции говорит: «Ха! Финнов, нас, вы хотите удивить формой образования? Мы King Crimson видели, Дэвида Боуи видели». И у Курехина так нехорошо блеснули стекла очков и он думает: «Ну ладно. Я сейчас вам приготовлю».

Александр Кушнир: Да, он на определенном уровене английский знал и сказал: «Поживем — увидим». Через четыре часа или через пять он уже был на Ленфильме и собрал всю питерскую гопоту такую, художественную. И некрореалистов, панков, каких-то деструкщиков…

Михаил Козырев: И, разумеется, Александра Баширова?

Александр Кушнир: Да, как же без него. И сказал еще так: «Да, ребят, концерта, конечно, в общепринятом смысле, в Хельсинки не будет».

Фекла Толстая: Саш, прости, я вас перебью. То есть я представляю себе, что вы сейчас расскажете, а перед этим, скажите, что изначально планировалось?

Александр Кушнир: Планировался какой-то синтез жанра, безумный. Допустим, как обычно происходила «Поп-механика». Это неблагодарное дело на радио рассказывать, неважно. Концерт «Поп-механики» — это потому что танцевать, как Бутусов говорил, танцевать под архитектуру, что-то такое. Выходит Курехин в безупречном концертном фраке, не дешевом, играет что-то из венской классики, потом выходят по одному музыканты, виолончелька там, флейточка, акустическая гитара, перкуссия, джаз. Джаз традиционно начинает переходить во фри-джаз. Потом откуда-то появляется фольклорный ансамбль. Помимо фольклорного ансамбля выходит, допустим, Ванесса Редгрейв. Это концерт «Поп-механики».

Михаил Козырев: А потом выходит корова?

Александр Кушнир: Да, а потом входит корова. Почему-то Ванессу Редгрейв начинают топить в тазике, она не сильно сопротивляется. А потом выходит какой-нибудь странный Семен Фурман, или будущий герой сериала «Менты» с какими-то швабрами. При этом музыка идет по нарастающей. В какие-то моменты стоит на третьем уровне пространства вся сборная ленинградских гитаристов великих, играет какой-то риф, Цой там стоит. Начинают пилить Афродиту. Музыка безупречна, очень сильные музыканты. Отряд пионеров, режиссер Леша Вишня в красном новогоднем костюме стоит изображает новогоднюю елочку. Сезон не имеет значения, то есть там всё внесезонно. Ну, и в конце, какая-нибудь массовая деструкция. И нормальный зритель, хотя я не знаю, пойдет нормальный зритель на концерт «Поп-механики» в 1989-м году, он выходит с концерта раздавленный. Или он не так живет, все свои годы он прожил неправильно, или только что было какое-то наваждение. И в чем мы должны снять шляпу перед Курехиным — все концерты разные. Все концерты разные. Блин, если нас музыканты слушают, я призываю вас, как говорит Мишин, введите в поисковиках концерты «Поп-механики», они фрагментарно сохранились. Это просто глоток храбрости для вас. Так вот Хельсинки… Курехин злой — сейчас будет что-то не доброе, хотя человек очень светлый. Подскажите мне правильно, Миш, посмотри там великий финский режиссер.

Фекла Толстая: Аки Каурисмяки.

Александр Кушнир: Аки Каурисмяки. Вся финская богема сидит в первом ряду, ничего не предвещает беды, потому что играют советские классики, и так далее. Вдруг в какой-то момент отодвигается занавес, опускается огромная картонная корова. Такой уж Pink Floyd, не Pink Floyd — непонятно. И в какой-то момент в разгар концерта, Курехин говорит: «Ахтунг, ахтунг, газы!» — И его музыканты надевают противогазы, такие два гигантских-гигантских полупрезерватива идут в зал и из них начинает валить синий дым. Ты когда синим дымом дышишь, ты вроде и дышишь, и кашляешь, и вроде не отравляешься, и вроде ничего негуманного нет, и финскую нацию, слава богу, никто не оскорбляет. В этот момент Баширов читает Гёте в оригинале на русском языке. Ну, он может. Некрореалисты выскакивают в зал и бегут, разбрасывая кетчуп, по вот этому финскому ВИПу. Козы бегут, овцы, ну козы, овцы они ж не могут читать «EXIT» или еще что-то. Соответственно, играет музыка и тут медленно, как мы мусор выносим в полиэтилене, он начинает опускаться на зал, только полиэтилен в раз тысячу больше, чем мусор, а финны, они очень доверчивые. Они думают: «Мы деньги заплатили, фестиваль авангардной музыки, какое интересное русское решение», — пока на них эти газы начинают опускаться, они через два часа выскакивают оттуда. И ни один человек не сдал билеты. Концовка…

Фекла Толстая: То есть их просто накрыло, в прямом смысле слова, этим черным целлофаном?

Александр Кушнир: Их накрыло во всех смыслах. И заходило холодное финское солнце, офигевшие финны выскочили, а Курехин сказал своим друзьям: «Мы им будем делать новую Калевалу». Конечно, он рисковал. Знаете, эта смелость она вознаграждена, потому что вечером в отеле, после концерта прибежали финские продюсеры, высунув двухметровые языки как у Мика Джаггера, и сказали: «Вы на следующий год хэдлайнеры Royal Festival Hall! А! Ливерпуль!» После концерта все просто в диком восторге.

Михаил Козырев: То есть главная вещь, которую мы только что акцентировали в первой части нашей программы, это то, что это был абсолютно выдающийся провокатор, который мог совместить несовместимое на сцене. Меня, конечно, интересуют и все взаимодействия и отношения между Борис Борисычем Гребенщиковым и Курехиным, ну и также, последние жизни годы, когда Курехин представлял себя гораздо больше политическим деятелем, чем музыкантом.

Фекла Толстая: Я хочу сказать, что мы тоже совершаем некоторую провокацию, потому что наш слушатель пишет в ответ на только что прозвучавшее: «Чуть в столб не въехал, а как иначе, если разговор о Курехине?»

Михаил Козырев: Возвращаясь, к тому, на чем я закончил после паузы, отношения Борис Борисовича Гребенщикова и Сергея Курехина. Они характеризуются принципом «от любви до ненависти — один шаг». Курехин был участником «Аквариума», Гребенщиков часто выступал с «Поп-механикой». Вообще, как тебе представляются эти отношения, как они мутировали с годами?

Александр Кушнир: Слушайте, нам в студии сейчас не хватает еще одного чувачка из Англии, которого зовут Уильям Шекспир, потому что Ромео и Джульетта он написал. Это тянет абсолютно на отношения Ромео и Джульетты. Кто-то приводит примеры в интернете — Моцарт и Сальери. Там от любви до ненависти не один шаг, а как человек захотел закурить на бензоколонке. Это примерно что-то подобное.

Фекла Толстая: Закурил?

Александр Кушнир: Нет, условно. Короче, я отвечаю, как меня в школе учили. Мне задал гуру вопрос — я отвечаю. Отношения Сергея Анатольевича Курехина и Борис Борисовича Гребенщикова напоминали собой минное поле, в котором, первое — правила минирования менялись каждые полчаса, но никто из участников об этом не знал, второе — функции на этом минном поле балансировали от минеров до саперов. То есть первое, что сделал Курехин, когда его пригласили на запись культового легендарного альбома «Треугольник» сотрудничать с «Аквариумом», выйдя покурить, он сказал: «Что это за лохи у тебя там в студии сидят? Давай, я сам все сыграю, они же вообще, с третьего дубля ничего сыграть не умеют». Он прикоснулся к «Мочалкин Блюз», он прикоснулся еще к двум-трем произведениям. Гребенщиков мне потом говорил: «Ну что, он просто гениально сыграл, а я просто под это гениально спел».

Михаил Козырев: А это его фортепиано звучит в «Мочалкин блюз»?

Александр Кушнир: Совершенно верно. Пришел маэстро, закатал рукава и просто сыграл. И жизнь «Аквариума» стала другой. Я дико извиняюсь за патетику, потому что с приходом Курехина, группа «Аквариум» выпустил свои четыре главных золотых альбома, «Треугольник», «Табу», с его гениальными клавишами на композиции «Пепел», альбомы «Радио Африка»и «Дети декабря». То есть Сергей Анатольевич Курехин поднял уровень группы «Аквариум» на новую недосягаемую ни до ни после высоту. И, вы знаете, спасибо архивариусам, которые сохранили, вычистили и выпустили концерты «Аквариума» с Курехиным в Питере, Москве в середине 80-х. Слушайте, это такой кайф! Можно стебаться про русский рок, можно говорить о говно-роке, но это такой гибрид между «Поп-механикой» с каким-нибудь очень хорошим брит-роком, с шикарными гребенщиковскими текстами, которые в тот момент шли на уровне Дилана. И курехинские клавиши, которые всё сметали. А когда ему надоедало играть, он хватал железо и начинал по нему колотить, прямо в разгар концерта группы «Аквариум». Неважно, это было середина концерта, финал и так далее. Люблю «Аквариум», хожу на их концерты, слабо представляю, чтобы кто-то из музыкантов выскочил из-за клавиш, схватил железки и начал ими, во время песни «Аделаида», например, громко бить. Но Курехин — терминатор. Превращал любой проект в безумие, поэтому слово безумие входит в название книги. С одной стороны, вы знаете, все-таки это тандем равных, потому что Гребенщиков как гитарист выступал. До «Поп-механики» был проект такой, немножко полузабытый у Курехина, с большим джазовым уклоном, назывался «Крейзи Мьюзик Оркестра», и Борис Гребенщиков играл там электрической бритвой по гитаре, водил напильником, выходил с абсолютно белым лицом, в макияже. Они блестяще дополняли друг друга, чтобы закончить ответ на твой вопрос хитом, это, конечно, рассказ про сессию в Мариинском театре. Они часто, как люди творческие, много бухали. Бухали они разные всякие вещи. И вот как-то раз, видимо, когда уже степень превзошла все мыслимые ожидания, в математике это называется супремо — верхняя граница была преодолена. Где-то часа в три ночи кто-то сказал: «А слабо вам поиграть на органе в Мариинке?» — «Ну не слабо, поехали». Друг служил охранником. Дальше очень круто. Они не слышат друг друга, потому что один в радиорубке воткнул гитару, но он еще немножко там снизу Курехина слышит. Курехин не слышит, что в радиорубке делается. Пустая Мариинка, ночь, и кто-то нажал кнопку «пуск» на магнитофоне. Они играли 7 часов. Внимание! По результатам семичасовой сессии, уважаемый английский лейбл «Rare Records» выпустил три виниловых альбома, реакцию на которых мне Курехин рассказал в интервью. Я, вопрос про Мариинскую сессию, задал последним, как однозначно рискованный. Он говорит: «Ты знаешь, я храню вырезки, где английские критики писали, что мы не можем понять, к какому жанру отнести эту музыку, в какую секцию ставить эти виниловые пластинки? Это что? Это музыка будущего или это проявление нового русского сознания на новом уровне? Одно можно сказать совершенно точно — это два непересекающихся сознания, которые идут в прострации, и никак не могут между собой скреститься.

Фекла Толстая: Ну, хорошо, если вообще это слушать, это ужас какой-то?

Михаил Козырев: Очень быстро сойдешь с ума.

Александр Кушнир: Это вызов. Это, наверное, апофеоз панка.

Фекла Толстая: Это вызов, в котором сочетается полная какофония, совершенно бессмысленная?

Александр Кушнир: Я тебе отвечу. Мелодия там наблюдается с большим трудом под большим увеличительным стеклом.

Фекла Толстая: Хотелось у Саши спросить о встречах с Курехиным.

Александр Кушнир: Их было не так много. Самая ключевая была, когда я брал у очень многих питерских музыкантов такие большие глобальные интервью по книге «100 магнитоальбомов советского рока». Есть повод. Конечно же, Курехин был самый быстрый, самый громкий, самый провокационный пианист Ленинграда и, соответственно, его часто приглашали на записи альбомов. Отличный студийный клавишник, поэтому он кроме «Аквариума» играл и помогал записывать Цою альбом «Начальник Камчатки», у Кинчева на дебютном альбоме «Энергия» шикарно в нескольких песнях сыграл, ну и такие локальные проекты как «Новые композиторы» и так далее и так далее. Собственно, был повод для встречи. И одна вещь меня очень сильно потрясла. Это было единственное интервью в моей жизни, а я их делал очень много, когда я не успевал задавать вопросы. Он очень быстро говорил, притом с безупречной дикцией. Потом я уже узнал от Сергея Летова, его саксофониста, что у него был идеал Grandmaster Flash, репер, который умел говорить 120 слов в минуту! Вы знаете, я сидел, уже журналист такой опытный, то есть не мальчик, в холодном поту, потому что я думал: «Блин, если он так быстро говорит, то он быстро думает, потому что вот он сейчас закончил и смотрит на меня». Темп совершенно ураганный! И было такое ощущение, что ты сдаешь экзамен. Это уже другой вопрос — я бы сдал, не сдал.


Михаил Козырев: Ты записывался?

Александр Кушнир: Запись сохранилась. Это были целые приключения! Последнее интервью было за 4 месяца до смерти. Курехин выглядел шикарно, просто в тонусе, брызжущий энергией, масса мыслей, невозможно было предугадать, но понятно, что он какой-то другой. Он от нас очень сильно отличается, потому что понятно, что у него это как-то быстрее все происходит. Такое впечатление.

Михаил Козырев: Я хочу задать самый сложный для меня вопрос для понимания того, кто для меня был Курехин и, в общем, та вещь, которая для меня, например, омрачает его образ. Это его провокационное увлечение политикой и, в частности, национал-большевизмом, и концерты в честь Дугина, его увлечение Жириновским, которое было в самом начале его карьеры. Правильно ли я могу сказать, что в достижении своей цели провокация, по-моему, стала для него в какой-то момент самоцелью. Он пленных не брал, и никаких морально-этических барьеров для него не было. То есть были для него самые интересные на тот момент люди — это национал-большевики, и он был с ними. А если бы были нацисты, то мог бы и с ними быть.

Александр Кушнир: Очень подробно пишу про это в книге и попробую ответить ёмко. Не знаю, как это все на слух воспринимается, потому что понятно, что вопрос не простой. История следующая. Очень долго Курехин со страшной силой, открещивался от политики. Я читал десятки его интервью. Как он говорил: «Пожалуйста, не спрашивайте меня о судьбе России». Когда он говорил, было старое радио 101, или еще что-то такое, радио Рокс, он говорил: «Я не люблю говорить о политике». Очень долго его, как ни странно, интересовала наука, искусство, культура, музыка, он был далек от политики. Потом в какой-то момент он очень сильно и очень жестко разочаровался в демократах. Мы говорим о Собчаке, о новой России 1993-1994 года. Он был противником переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Он реально взращивал культ Ленина и говорил: «Зачем мы сносим эти памятники?» — В общем, в какой-то момент произошла, я это называл реставрация обид, перезагрузка сознания. Его окружающая действительность перестала радовать резко. Его перестали радовать резко его ближайшие друзья, художники, музыканты. Ему не нравилось ни что делает Гребенщиков. Курехин к этому относился достаточно иронично. Он видел, что страна катится куда-то не в ту сторону, ему это не нравилось. Одного из знакомых, есть очень ценное высказывание в книге, он сказал: «Ты знаешь, музыка и политика, музыка и искусство — это очень мелко. Настоящее искусство — это политика. Там другие масштабы, это то, что мне сейчас интересно». Это было искренне. Взгляды у него были радикальны. Очень просто многие считают, что он заблуждался, но вот в тот момент он так думал и, когда он на концертах делал провокации уже на грани, он перешел все стадии музыки и ему захотелось чего-то нового и он пошел в неизвестное. Как он пошел — это уже у каждого будет свое мнение. Я постарался привести максимальное количество цитат, когда я прочитал эту часть про политику, он сказал: «Ты ее написал с холодным носом». — Я говорю: «А это что значит?» — он говорит: «Ты ее написал холодно, объемно, и, по крайней мере, каждый из этого составит свое мнение». Поэтому я приглашаю найти эту книгу, наверное, в интернете будет, и там прочитать, как и зачем незадолго до смерти Курехин резко изменил свои взгляды, жизнь. Но это была не игра.

Фекла Толстая: И не провокация?

Александр Кушнир: Да, он был искренним, но, возможно, он заблуждался.

Фекла Толстая: Мы говорим с Александром Кушниром и держим в руках книжку, которая выйдет буквально на днях, книжка посвящена Сергею Курехину. Вот мы все время говорим о том, что он провокатор, как вам кажется. Что значит это теперь, если провокатор, нужны ли провокаторы? Работает ли эта схема?

Александр Кушнир: В рок-н-ролле, который по своей основе, вроде бы как не музыка. Музыка — идите в консерваторию. Рок-н-ролл — это скорее религия смерти. Очень мало, практически нет провокаторов, если мы говорим о русской сцене. Когда Высоцкий пел «Настоящих буйных мало», он пел про 2013 год. И нашей сцене очень не хватает Курехина, очень не хватает его «Поп-механики», поэтому это жизнь, это глоток воздуха, это торнадо. Как-то сейчас очень все так тихо.

Михаил Козырев: Спокойно и благостно. Вот судьба по большему счету трагическая, потому что человек такого масштаба, что его так незаслуженно забыть — это трагическая история. Чего ему, по-твоему, не хватило? Для того чтобы сегодня его имя вспоминали наряду с именами титанов и столпов музыкальных. У меня есть свой ответ на этот вопрос, вопрос очень примитивный, мне кажется, что его всегда гораздо больше интересовало «здесь и сейчас» на сцене и, отвлекись он от этого, и запиши он в студии один хит, это пошло звучит, но судьба бы его была совсем другой. И сегодня его помнили хотя бы по одной песне. Что бы ты ответил на этот вопрос?

Александр Кушнир: Отвечу словами Курехина, цитирую по памяти, возможны изъяны, но смысл следующий. В одном из интервью, он сказал, что я не оставлю после себя никаких шедевров. В другом интервью, он сказал: «Я очень четко размещаю время, которое у меня есть “здесь и сейчас”, и я оставлю метки, возможно, пройдут годы, и по этим меткам найдутся какие-то исследователи, которые объединят это все в одну картину». Очень много раз он говорил в интервью, что «Поп-механика» — это не тот проект, который надо записывать в студии. Не лежит у него к этому душа. О Курехине совершенно забыли, автор музыки к 20-25 фильмам, среди которых и «Господин Оформитель», и, между прочим, «Три сестры» Соловьева и много-много других. Это в интернете всё есть. Мне кажется, что в музыке кинофильмов он немножко торопился. Один из музыкантов, который играл с ним в старой-старой группе «Большой железный колокол» сказал так: «Курехин был человеком полета. Ему неинтересно было репетировать, он все чувствовал с первого раза, несся вперед и он был как комета». Он и прожил как комета. Быстро пролетел, озарил своим теплом, своим талантом нашу землю и быстро ушел от нас. Я хочу закончить на позитиве, что эта книга «Сергей Курехин: Безумная механика русского рока» была написана для того, чтобы время не забрало Курехина от нас.

Михаил Козырев: Спасибо большое. Я опять таки настоятельно повторю рекомендацию от Саши о том, что зайдите в интернет, не поленитесь, посмотрите живые записи «Поп-механики». Вы такого не видели вообще. Потому что в последние 20 лет такого негде было увидеть, никто подобного ничего не делал. Вы откроете для себя личность невероятную.

Александр Кушнир: Седьмой континент, как нам говорили.

Михаил Козырев: Это еще и праздник какой-то. Это опять-таки такого представить себе совершенно нельзя.

Александр Кушнир: Праздник непослушания.

Фекла Толстая: Кино по этому поводу мы не увидим в ближайшее время? Сохранилось же столько, надо сделать кино.

Александр Кушнир: Я хочу извиниться перед слушателями за наглость, мне кажется, что книга — это абсолютно готовый сценарий. Я не знаю, это арт-хаус.

Михаил Козырев: Ау, продюсеры! Это была программа «Мишанина», у нас в гостях был Александр Кушнир


Расписание эфира на сегодня