В гостях у Миши и Феклы - выдающийся скрипач, обладатель премии Грэмми, один из лучших артистов в мире Максим Венгеров.

Михаил Козырев: Любимые нами с Фёклой минуты, когда к нам приходят в гости и когда звучит живая музыка. В данном случае я имею честь представить вам выдающегося скрипача, одного из лучших артистов в мире Максима Венгерова.

Максим Венгеров: Спасибо, Фекла, спасибо, Миша. Я рад.

Михаил Козырев: Очень здорово, что у вас нашлось время к нам прийти. Накануне каких-то важных событий, о которых мы еще поговорим. Но начать я хотел вот с чего: вчера вручили очередные Грэмми в ночи. В отношении классики - в этот раз номинированные наши дирижеры остались без премии, но уж, если где у нас есть в премии, то это как раз в классической музыке. Вы лауреат Грэмми. Можно несколько слов о той премии, которую вы получили?

Максим Венгеров: Я первый раз был номинирован и получил свой Грэмми, мне было всего 20 лет, это было совершенно неожиданно, меня вызвали, тогда была еще такая фирма – «Teldec», она была частью «Ворнер Классикс». Я был тогда в Нью-Йорке, за мной прислали частный самолет, я должен был полететь в Лос-Анджелес. А планы были другие – полететь в Милан и сыграть там концерт. То есть я должен был, не отменив концерта в Милане, заехать в Лос-Анджелес и играть на самой презентации церемонии Грэмми, вернуться вовремя, используя сдвиг во времени. И вот я прилетел туда, состоялась короткая репетиция, и уже перед самым выступлением ко мне заходит человеком по имени МC Hammer, гангстер. Мое поколение очень ценило этого гангстера – всех «парадайзов». Он подходит и говорит: «Йоу, мэн, это Шостаковича ты играешь? И это классическая музыка? That’s cool!».

Фёкла Толстая: Именно такая похвала – одна из неожиданных, наверно, и удивительных похвал, которые вы слышали.

Михаил Козырев: А это было выступление с камерным оркестром?

Максим Венгеров: Нет, это было с симфоническим оркестром.

Михаил Козырев: Вы обнаружили оркестр только по прилету в Лос-Анджелес, потому что вы с ними никогда не играли, и вам нужно было быстро-быстро, резко, с дирижером…

Максим Венгеров: И с Мстиславом Ростроповичем.

Михаил Козырев: Который дирижировал?

Максим Венгеров: Да.

Михаил Козырев: В Лос-Анджелесе вы были один раз на Грэмми в 20-летнем возрасте?

Максим Венгеров: Да.

Михаил Козырев: А, так вы тогда получили Грэмми за исполнение концерта Бриттена?

Максим Венгеров: Бриттена и Уолтона. Я скрипач, а также я дирижирую. Но в тот раз я взял другой инструмент – я как раз научился играть на альте и записал с Лондонским оркестром, с Ростроповичем, концерт Уолтона для альта. И мне по иронии судьбы дали за этот диск Грэмми.

Фёкла Толстая: Мы недавно говорили, когда в этой студии сидел знаменитый альтист Башмет, вот если объяснять совсем дуракам, не профессионалам и не музыкантам, если говорить о ваших впечатлениях, какая разница между скрипкой и альтом?

Максим Венгеров: Альт он настроен ниже…

Фёкла Толстая: Это я понимаю, а по вашим ощущениям?

Максим Венгеров: Когда меня спрашивают мои же ученики, скрипачи, какая разница играть на скрипке и играть на альте, я им говорю: «Вот когда ты играешь на скрипке - это как вести спортивную машину, как Феррари или Ламборджини, а когда играешь на альте – это как будто у тебя большой семейный трейлер, потому что он не такой маневренный»

Фёкла Толстая: Трейлер все-таки надо оставить для контрабаса, возьмите себе хотя бы джип Хаммер.

Михаил Козырев: Я думаю, что это то же самое, когда ты держишь в руках восьмимесячного ребенка и трехлетнего. Существенная разница в весе.

Фёкла Толстая: Тут еще вот что приходит в голову. Есть же еще маленькие скрипки. Я читала воспоминания вашей мамы – 1/32.

Максим Венгеров: Раз уж мы заговорили о размерах инструмента, есть альтовый анекдот: чем отличается скрипка от альта, если спросить пожарника. Конечно же, альт горит дольше.

Фёкла Толстая: Добрый анекдот.

Михаил Козырев: Заканчивая эту тему с Грэмми, я хотел спросить, насколько Грэмми меняет судьбу музыканта? Насколько эта премия открывает какой-то новый горизонт и может ли она быть жизнеобразующей в дальнейшем?

Максим Венгеров: Думаю, что в принципе, конечно же, меняет в лице публики, причем той публики, которая с тобой еще не знакома. Для них тот факт, что музыкант и заработал себе самую, можно сказать, престижную премию уже заставляет сам за себя говорить. Добавляется еще какое-то внимание публики. Но та публика, которая тебя любит, она и продолжает любить. И это, конечно же, огромная ответственность. Я помню в 7-летнем возрасте, когда я в течение 3-х месяцев учился в Москве, мы делали часто концерты в нашем семейном узком кругу: сидела бабушка, сидел дедушка, я выходил, они аплодировали мне, я сам себе был собственным конферансье: «Выступает…», перечислял регалии, включая Героя Советского Союза. Вообще, я родился в Новосибирске, приехал сюда, и у меня была мечта заработать абсолютно все премии, которых вообще может быть удостоен музыкант.

Михаил Козырев: …обычно раздается шквал симфонических аплодисментов, такого масштаба, а мы боимся аплодировать, чтобы не нарушить волшебство. Это Бах Максима Венгерова.

Фёкла Толстая: Я себя сейчас так чувствую... Вы наверняка слышали, как Джошуа Белл играл в нью-йоркском метро. Мы очень уважаем нашу студию, но настолько эта вся обстановка не подходит для подобной музыки. Давай про метро, хороший у нас был вопрос.

Михаил Козырев: Я хотел узнать, если вам сейчас в промежутках между запланированными гастрольными концертами кто-нибудь предложит заработать денег где-нибудь на Белорусской или на Маяковке, спустившись инкогнито в метро. Прямая кассовая зависимость. Чем популярней вы будете играть произведения или чем качественней - от этого зависит, сколько денег вы заработаете. Какой репертуар вы бы подобрали для подобного выступления?

Фёкла Толстая: Для Маяковской, все-таки приличный переход, около филармонии, все-таки в Бутово не поедем.

Михаил Венгеров: Это мне напоминает концерт, который я сыграл несколько лет назад в Португалии в Лиссабоне в Гульбенкян-центре. Я играл классическую довольно легкую программу. Во втором отделении концерта в меню были маленькие шедевры - произведения, которые длятся не больше 2-3 минут. Публика могла сама, заглянув в меню, выкрикивать: Паганини сыграй, сыграй Баха, Крейслера и т.д. Когда меню закончилось меня просили сыграть еще, тогда я уже просто показал на часы и сказал: «Пора уходить. Уже поздний час», и один, видимо, наш соотечественник, эмигрант, проживающий в то время в Лиссабоне, выкрикнул: «А Мурку можешь?»

Фёкла Толстая: А можете?

Максим Венгеров: Я бы не стал даже предлагать такое.

Максим Венгеров: Я приведу пример из собственной жизни. Когда мне было 16 лет, мой знакомый играл, кстати, в Лондоне, в одном из кафе на скрипке популярные произведения. И мне казалось, что если мой друг может играть в кафе и пользуется большим успехом, может быть, я тоже смогу. Я встал, попросил его место, взял его скрипку и начал играть что-то серьезное, я уже не помню что, может, Баха начал играть, но довольно виртуозное и, мне казалось, интересное. В это время проходил какой-то менеджер гостиницы и толкнул меня по плечо и сказал: «А не можешь, парень, играть потише. Не мешай нашим гостям». Я думаю, что выбор программы здесь очень важен, где что играть. Музыка - часть нашего существования, она живет в каждом из нас, но важен репертуар. Если играешь в метро, - я не считаю это чем-то зазорным, ничего нет плохого в том, чтобы играть в метро, - ты создаешь атмосферу для публики, тут музыкант должен выбирать более легкую фольклорную музыку…

Михаил Козырев: Типичную для места, в котором вы находитесь сейчас.

Максим Венгеров: Можно поиграть джаз.

Михаил Козырев: Может быть, вы что-нибудь сыграете? Может быть, кусочек или что-нибудь из того, что вы планировали сыграть.

Максим Венгеров: Я не планировал, вы меня застали врасплох. Я являюсь послом доброй воли в ЮНИСЕФ, я был в Босне, Герцеговине – в трудных местах, где не услышишь классической музыки. Там я играю, даже могу «Казачка» сыграть. Я сыграю отрывок. Я танцевал гопака и играл Калинку. Дети тоже приходили в неописуемый восторг и присоединялись ко мне и начинали танцевать.

Михаил Козырев: В какое самое невероятное место вас закидывала судьба по программе ЮНИСЕФ, или в каком самом странном месте вы давали концерт вообще?

Максим Венгеров: В Уганде.

Фёкла Толстая: Просто на открытом воздухе.

Максим Венгеров: На открытом воздухе. Я посещал там лагеря, в которых были дети, которые очень сильно пострадали, были заложниками, военными солдатами, им приходилось воевать, очень травмированные дети. Интересно, что, если пытаешься с ними заговорить, маска грусти не сходит, просто невозможно было их разговорить. Только я брал скрипку, они брали свои инструменты, самодельные, как говориться «один палка, два струна», и мы начинали вместе импровизировать. Это очень любопытно, занятно. Именно музыка может вообще все барьеры сломать.

Михаил Козырев: Я - сын скрипача. Правда, мой папа в отличие от ваших родителей-музыкантов категорически сказал, что еще одного несчастного музыканта в нашей семье больше не будет, поэтому возобладало требование мамы, что нужно идти в английскую школу, но дальше, в конечном счете, я все равно занимался музыкой. Слава Богу, папа успел это застать, еще когда был жив. Но в моей семье первые записи Максима Венгерова зазвучали именно благодаря папе. Я ваше имя узнал рано: поскольку папа постоянно играл и следил за появляющимися именами, то он первым поставил мне вашу запись, и в связи с этим у меня в семье был абсолютный культ инструмента. Это было время, когда я мог заходить в папину комнату, когда он каждый день разминался и играл, и я не мог прикасаться к скрипке. И это был праздник, когда он позволял сесть с ними рядом, ставил мою левую руку, и я там что-то пытался нажимать, и он водил смычком, или я водил смычком, а он нажимал что-то. Я в связи с этим хотел спросить, сколько у вас инструментов, что это за инструмент, на котором вы играете? А дальше уже будет вопрос о скрипке Страдивари.

Максим Венгеров: Это скрипка Страдивари как раз. Я вернулся со своим легендарным инструментом. Скрипка Страдивари, на которой я играю, уникальна не только своим звучанием, качеством и красками, но и тем, что это инструмент с историей, на нем играл выдающийся французский скрипач Рудольф Крейцер.

Михаил Козырев: Тот самый, кому посвящена была «Крейцерова соната»? Можно, я подержу в руке? Я хочу посмотреть, там же внутри есть этот знак.

Фёкла Толстая: Как вы ухаживаете за вашей скрипкой? Какие-то части скрипки, например, струны, меняются, они не дожили до нас со времён Рудольфа Крейцера. Что вы с ней делаете?

Максим Венгеров: Этот инструмент настолько потрясающий, красивый. У этого инструмента почти полностью сохранился лак Страдивари. Даже существует миф, что секрет Страдивари именно в лаке. Конечно же, секрет Страдивари заключался именно в прикосновении мастера. Ведь в его ателье работало более 200 человек, которые делали корпус для мастера. Потом они так же наносили лак и оттачивали инструмент. А он уже подходил и доводил инструмент до последнего блеска. Именно это и давало тот гениальный эффект, потому сейчас скрипки Страдивари одни из самых лучших в мире. Потом, у меня есть еще несколько инструментов, на которых я играю. Если у меня концерт на открытом воздухе, такие летом бывают, тут, конечно же, нежелательно такому инструменту быть на открытом воздухе. Это то же самое, что картину Леонардо да Винчи вывешивать на открытом воздухе. У меня есть альт, на нем я иногда играю. Альт у меня инструмент современный, сделанный в Нью-Йорке.

Фёкла Толстая: Вы «Крейцерову сонату» играете на скрипке Крейцера?

Максим Венгеров: Да, конечно.

Фёкла Толстая: Мы сейчас не можем попросить это сыграть, все-таки это соната для скрипки и фортепьяно. Но, может быть, тогда попросим вас еще что-нибудь сыграть, на ваше усмотрение.

Михаил Козырев: Это исторический момент, у нас есть такая серия заставок для программы, где говориться, что впервые произошло в программе «Мишанина»: в первый раз в студии Серебряного Дождя звучит скрипка Страдивари, на ней играет Максим Венгеров.

Максим Венгеров: Хочу хотя бы без аккомпанемента, но просто продемонстрировать звук этого инструмента. Я искал звук этого инструмента всю жизнь, хоть я еще не стар, мне 38 лет, но нашли мы друг друга 10 лет назад, и с тех пор мы не расстаемся.

Максим Венгеров: Мне часто задают вопрос: «Максим. Почему ты выбрал именно скрипку?». Я отвечаю: «Когда мне было 3 года, я посещал мамины репетиции, когда она вела уроки хора. Она также являлась директором музыкальной школы при детском доме, а отец работал 20 лет в Филармоническом оркестре в Новосибирске».

Михаил Козырев: Гобоистом.

Максим Венгеров: Да. И я часто приходил, садился на первый ряд и пытался найти в группе духовых своего отца. Все знаю, что духовых не видно, видны только скрипочки, они играют на публике, видимо, поэтому я…

Михаил Козырев: То же самое детское ощущение. У меня было место в 6 ряду, меня папа приводил задолго до начала концерта, мне нужно было сесть в зал, когда еще не запускали зрителей, и я всегда с восторгом смотрел на него - он сидел на первом или на втором пульте, и я поводил глазами в разные стороны, давая всем понять, что вот мой сидит.

Фёкла Толстая: И его видно.

Михаил Козырев: Я хотел коснуться… У вас же еще есть дирижерский опыт, кроме того, вы выступали с великими дирижерами. О ком в памяти остались самые сильные впечатления, и что делает, например, дирижера выдающимся. Я помню, что в оркестре у папы к дирижерам всегда относились с таким легким флером что ли снисходительности, ну с иронией - ну, вот, дирижер. Кто на вас произвел самое сильное впечатление?

Максим Венгеров: Имидж дирижера за два века существования этой профессии был очень сильно подмочен. Даже есть очень много черных анекдотов, которые музыканты в оркестре любят рассказывать. Например, почему дирижера хоронят на 7 метров под землю? Ответ: потому что где-то, в глубине, они все-таки неплохие люди. Если серьезно, то дирижер все же нужен оркестру. Настоящий дирижер должен обладать непоколебимым авторитетом, и только в этом случае музыканты могут пойти за ним, он должен быть блестящим виртуозом своего дела. Посредством жестов, практически без слов он обязан объяснить оркестру, чего он хочет в музыке. И это действительно мануальная техника, это настоящая школа, здесь нет мистики, это профессия, это настоящее ремесло, которому нужно долго учиться. Мы учимся с раннего детства играть на скрипке, на рояле, так же и дирижер. Дирижеру к этому еще гораздо сложнее, чем инструменталисту, потому что дирижер не может дома сидеть и без оркестра практиковаться. Ему нужен оркестр. Как говорили величайшие дирижеры прошлого - Тасканини, Бруно Вальтер, - если инструменталист все свое детство провел с инструментом, он выходит на сцену и он уже готов, то молодой дирижер выходит перед оркестром, в котором бывает иногда 100 человек, он выходит просто практически неподготовленным. Учится дирижер всю свою жизнь. Очень часто называют это профессию «второй половиной жизни». Мне очень повезло, что я общался с самыми выдающимися дирижерами и современности, и с теми, которых уже, к сожалению, с нами нет: Карло Мария Джулини, мой наставник Мстислав Леопольдович Ростропович. С ним меня связала судьба, 17 лет я с ним общался, он многому меня научил, мы записали с ним 8 совместных дисков.

Михаил Козырев: Потрясающе. Где вас в ближайшие дни, недели можно увидеть на сцене?

Максим Венгеров: 14 февраля состоится концерт. Кстати, дата очень интересная, ведь это День святого Валентина, День влюбленных, а мы, музыканты, говорим, что мы влюблены в музыку. И так совпало, что институт Ипполитова-Иванова совместно с фондом «Русское исполнительское искусство» объявляет новую акцию в поддержку талантливой молодежи. Я буду принимать там участие как скрипач и дирижер. Это первый концерт, он пройдет в Большом зале Консерватории.

А в апреле состоится мой единственный концерт как скрипача с моим партнером пианистом Итамаром Голаном. Концерт будет в двух отделениях и пройдет 17 апреля в Концертном зале имени Чайковского.

Фёкла Толстая: Можем мы еще попробовать в качестве блица еще несколько ответов на вопросы наших слушателей.

Михаил Козырев: Мы оставляем за скобками: «Пожалуйста, приезжайте к нам в Челябинск». «Будете ли вы играть у нас в Барнауле?»

Фёкла Толстая: Сколько часов в день вы играете примерно?

Максим Венгеров: Когда нет концертов, нет перелетов, нет репетиций, нет интервью, могу даже 5 часов, если нужно выучить большую программу, то и больше. Когда был ребенком, занимался по 8 часов.

Михаил Козырев: Какое произведение, написанное первоначально не для скрипки, тем не менее, звучит на ней отлично?

Максим Венгеров: Думаю, «Вокализ» Рахманинова, который был изначально написан для голоса, он звучит потрясающе для всех инструментов.

Михаил Козырев: Еще один вопрос, я его понять не могу, но, тем не менее, может быть, вы поймете. «Пробовали ли вы играть чакону барочным смычком?»

Максим Венгеров: Да, именно им и всегда играю, когда играю чакону, когда играю Баха, барочную музыку. Именно с барочным смычком я могу играть более отточенную артикуляцию, это более тонкая игра.

Михаил Козырев: А барочный смычок чем отличается?

Максим Венгеров: Барочный смычок сделан в эпоху барокко, он гораздо легче и обладает большими возможностями и более, на мой взгляд, подходит для музыки Баха.

Фёкла Толстая: «Я слышал, что у вас есть опыт рок-концертов». Это о чем спрашивает наш слушатель?

Максим Венгеров: В своей музыкальной жизни, я, конечно же, классический музыкант, но я всегда стремился расширить свой кругозор и не замыкать себя в рамки только классической музыки. Хотел научиться, и сейчас тоже открыт для всего, что есть в музыке. Недавно, в 2005 году, для меня был написан концерт Вениамином Юсуповым, в котором я должен был играть на альте, импровизировать в стиле «рок» на электрической скрипке. Еще танцевал танго в конце. То есть я брал профессионально уроки аргентинского танго, мы с партнершей танцевали 5 минут в конце концерта, это было очень интересно.